| Evelyn | Дата: Понедельник, 07 Июл 2014, 18:56 | Сообщение # 2 |
|
Душа воина
Группа: Администраторы
Сообщений: 724
| Лучше, чем править миром
Источник
Июль 2000
______________________________________
Сегодня
Сегодня необычный день. Корабль стоит на починке в доке, команда закупает продовольствие, пресной воды уже набрали. Отличный солнечный день на берегу. Я нормально, да. Вообще замечательно. Иду себе по местному рынку, на товары не особо смотрю. Жую себе яблоко спокойно — откушу-подброшу-поймаю. Черт, че за хрень, чего они разорались? Девчонки какие-то. Блин, яблоко доесть не дадут спокойно… Ну да, вон они — грузятся на корабль, рабыни явно. Цепью друг с другом скованы, под охраной нескольких вооруженных амбалов… Фух, теперь уже нескольких трупов. Ну не люблю я рабовладельцев, свои счеты у меня с ними. Освобождаю девушек. Черт, они же от меня теперь не отлипнут — с этими их «спасибо» и слезами. Не, ну молодец я, конечно… Эй, ну хватит уже! Стоп, а это что за девчонка? Моложе их всех на пару лет явно. Лет двадцать или типа того, я не больно хорошо возраст определяю. Что-то в ней явно есть… Светлые волосы, все такое… Но что-то еще… Смотрит на меня, пока я плачу портовым рабочим за уборку трупов. Остальные уж смылись, а она все стоит и смотрит. Че ей от меня надо? Да, а что я делать-то собираюсь? Вот что-то меня к ней тянет… Ну подхожу…
— Где ты живешь? — спрашиваю как можно резче.
— Теперь нигде, — спокойно так отвечает.
— Где твои родители?
— Мертвы.
— А звать-то тебя как?
— Габриель. А тебя?
— Зена, — отвечаю.
— Возьми меня с собой, — говорит она.
И вот что мне еще оставалось делать?
Да, я послушала сопливую девчонку. Взяла ее на корабль, дала ей что-то из старых шмоток М’Лайлы. Да, я сильно скучаю по этой мелочи галльской. Она хочет вернуться на свою родину — как я могу ее осуждать? Просто с ней можно было нормально общаться — у нее в голове не только море, слоновая кость да золото. Вот как-то так… А теперь тут эта девчонка, Габриель — ходит по палубе в М’Лайлиных шмотках с этим галльским узорчиком. А сейчас вот — стоит в дверях моей каюты, и эта ее улыбка… Черт, я первый раз вижу, как она улыбается.
— Хорошо выглядишь, — говорю ей. Она краснеет. — Мне тут по делам нужно. Что там обычно делают девушки в твоем возрасте? Ну, когда делать нечего?
— Насчет других не знаю, Зена, но я вот люблю писать.
А нервы-то крепкие! Ну, нашла я ей пару свитков, перья какие-то, чернила вон тоже — черных целую банку, даже золотых где-то полбанки завалялось — делай, короче, что хочешь в моей каюте, только без бардака. А я пошла — со своими людьми поговорить надо.
Да про эту же Габи и поговорить, собственно. Собрала их на палубе, объясняю очень доходчиво: кто эту девчонку хоть пальцем тронет — сразу рыбам на корм пойдет. Потому что я так сказала! Еще вопросы? Нет, они знают — со мной лучше на рожон не лезть, но парочка все же усмехается в усы. Решили, небось, мол, капитанской женой эта девка будет. Да хрен с ними, пусть думают, что хотят… Захочется мне — так буду с ней спать, а что? Я вон даже Цезаря себе в койку заполучила — и они это знают, шельмы. Ну а на вкус, там, и цвет — как говорится… Не их это дело, короче.
— Ставьте парус давайте! Чего копаетесь?!
Ну, с парусом сами разберутся, не маленькие. А я в каюту свою пойду. И что там пишет эта малая? Увлеченно так… Немного обидно даже. Наливаю себе вина, хоть и не надо бы сейчас — в море все-таки. Чем-то она на Лайкуса похожа. Так, ладно, хватит сопли жевать… Да не, действительно — хорошей бы они были парой. Она ведь тоже — невинная девчушка, а знает, чего хочет. Настоящая она, вот. А я вот никогда не могла понять, как вообще так можно? Спокойно так, без всяких конфликтов? Я тоже так хочу…
Ужин капитану — в его каюту. А капитан-то — я… Малая впечатлена, похоже. Ну а что, неплохая у меня жизнь… И нечего жалеть о том, чего не вернешь.
Едим.
— Так что случилось? Как ты там оказалась? — спрашиваю ее.
Пауза.
— Работорговцы пришли. В деревню нашу, за нами. Кто защищался — поубивали. Ну а потом привезли в тот город.
— Трогали они тебя? — мне нужно это знать.
— Ясное дело — а как бы увезли-то иначе… а, ты не про это, да? Нет, хвала богам. Девственницы ж стоят дороже, да?
Я покраснела. Да, я покраснела.
— Ага. Я рада, что они не тронули тебя.
— Я тоже. А почему девственницы дороже, Зен?
Мой первый вечер с этой девчонкой — а она уже спрашивает меня о сексе.
— Знаешь, это не очень простой вопрос. Потому что мужчины, которые рабынь покупают, хотят быть… первыми, кто их трогает. И они готовы платить за это.
— Почему?
— Ну это как… новое оружие или игрушка, вот. Если она твоя — ты ж хочешь быть первой, кто с ней играет.
Убейте меня…
— Ну а как ты оказалась здесь? — это она меня спрашивает, ага.
Я чуть вином не подавилась. Или она дура, или нервы у нее из железа… Вероятнее, правда, первое.
— Ну… Несколько лет назад на мою деревню напали. Я была ненамного старше, чем ты сейчас, и умела драться. Я смогла собрать людей вместе, мы защищались и даже победили. Но многие погибли. В том числе мой брат. Меня сочли виноватой. Это было страшно. Я потерялась — и теперь вот я здесь.
— Ты пират?
— Можешь и так считать, — ну а что, ведь будешь права. По сути-то…
— Ты грабишь людей, да?
— Ну, можно сказать и так, — снова в точку, малая. Устами младенца, блин…
— А как его звали, твоего брата?
— Лайкус.
— И я напоминаю тебе его, да?
— Ага, — откуда она знает? Ведьма что ли? Да, Зен, попала ты…
— Я же могу остаться с тобой?
Верчу в руках уже пустой кубок, смотрю на эту девчонку. Ее благополучие сейчас зависит от меня. Нет, она видела, как я убила тех, в городе, но она вообще представляет, что это за хрень — жизнь пиратов?
— Слушай сюда, малая. Тут тебе не место для отдыха — тут стреляют, знаешь. Да и я — не самый милый человек на земле. Тараканов в голове у меня полно, так что думай. Могу и врезать, если злая. Или вообще не разговаривать сутками — даже с таким дитем как ты.
— Я не дите, Зен. И я сразу уйду, только скажи.
— Ага. Нашла я тут тебе безопасное местечко, — ну хотя как «нашла»… тут не особо-то попланируешь… К мамке моей ее, что ли, сплавить? Да…
— Я хочу попробовать.
— Почему?
— Я хочу приключений. И хочу быть с тобой.
Вот так она и попала в мою жизнь.
Вон — дрыхнет в углу моей каюты, дала я ей запасной матрас. Да и я уже с ног валюсь. И вообще — слишком много сегодня этих самокопаний. Все, спать…
На следующий день
Так, кто это меня обнимает в такую рань? Как она вообще сюда попала? Соображаю пару секунд. Ну да, Габриель, та девчонка. Ночью пришла, походу. С ней тепло, да. Давно мне не было так спокойно. Как в детстве… Котенок у меня тогда был — черненький такой, с белой грудкой, помню еще. И вот тоже — просыпаюсь, а он дрыхнет на мне, греет меня теплым пузом. А теперь вот она — доверяет же мне и ни хрена не боится. Знала бы она про меня побольше… А может, и знает — чего даже я не вижу? Зена Амфиполисская… Да мной детей по всей Греции пугают, чтоб кашу ели, а она вон дрыхнет на мне спокойно, рука теперь из-за нее затечет. А волосы ее пахнут… Стоп, Зен, остановись… Может, ты и хочешь ее трахнуть — но кто ж так делает в такой-то ситуации? Ты же не матрос там какой-то… Сама ж ее трогать и запретила, так ведь? Да уж, но так вот лежать и думать — та еще радость. Сопит куда-то мне в шею и ворочается еще — что щенок под боком у мамки*. А куда это может привести — да знаем мы обе, знаем. Малая, ты уверена, что хочешь туда? Я могу быть не лучше тех работорговцев, ты понимаешь это? Ну ладно, ненамного лучше…
Корабль качнуло — малая проснулась, глаза испуганные.
— Я Зена. Не бойся.
Змейкой у меня в руках повернулась, на меня смотрит:
— Доброе утро. Извини, что я пришла. Я просто… одиноко мне было.
— Да нормально все, — говорю. — Мне тоже иногда одиноко. Давай завтракать?
Я-то слышу, как кок по лестнице чапает, а для Габи это чудо — что нам в каюту приносят завтрак. Вон — глаза загорелись, не видела она такого в своей деревне… Это завтрак в постель, малая. Да плевать мне, что кок подумает.
— Зен, — осторожно так спрашивает: — Ты ведь в хорошем настроении?
— Ага, — но если ты собралась сморозить какую-нибудь глупость — лучше не надо.
— Ты же много денег награбила?
— Полно, — и это вовсе не форс перед девчонкой. Я ж действительно молодец — и даже людей при этом не убивала. Ну, почти…
— Мне тут мысль пришла… А может, тебе торговать начать?
— Торговать?
— Да ты поняла, Зен. Денег достаточно, корабль вон есть, охота по миру плавать — вот и плавай, но как купец.
— А на хрена мне это? Я бы вообще миром хотела править — ну а так хоть море в страхе держу.
— Миром править?
Неужели я сказала это вслух? Черт…
— Ну, иногда я об этом думаю.
Не, а молодец я была тогда — когда захватила те деревни рядом с Амфиполисом. Лидер, черт подери, и стратег, и тактик… И эта горячка боя… Но ближе к концу это «весело» уже было — мне слишком понравилось убивать, и такое чувство возникло, будто кто-то на тебя смотрит и злорадно так улыбается. А в той, последней деревне — Цезарь. И М’Лайла — из-за нее я тогда задумалась: а кто я вообще такая? Зачем мне, блин, столько власти? Спесь она тогда с меня сбила — да и правильно, в общем-то. Хотя до сих пор иногда крутится в башке эта мысль: а классно же было — с вооруженной армией, и они в бой готовы за мной идти. Это за мной-то, за бабой… А Цезарь этот… Его хоть в школе показывай: вот, дети, к чему приводит гонка за властью. Спасибо тебе, мелочь галльская, открыла ты мне глаза. Вот только чего мне теперь хотеть-то? Не, не власти — не хочу быть как этот… Юлька. Что мне надо-то — вот конкретно мне?
И вот ест и на меня смотрит — понимает, походу, что это из-за нее я не здесь сейчас. Ставлю сто тетрадрахм, эта мелочь меня собралась воспитывать. Уже собралась, уже. Я только вчера появилась в ее жизни — а она уже чувствует себя ответственной за меня.
— Ты не хочешь, чтоб я была пиратом, — что спрашивать, и так очевидно.
— Да.
— Значит, лучше, чтобы я торговала, плавала по морям, пряности, и шелк продавала, и слоновую кость еще, ага? И камни страны Офир?
— Угу. Но слоновую кость не надо.
— Ну не надо, так не надо. Слоники хорошие, да? А почему ты так хочешь?
— Я хочу быть с тобой, но не хочу быть с вором и пиратом**.
Зена Амфиполисская — «богатый гость»? Не знаю как малая, но мне что-то в это верится не особо…
Два месяца спустя
Работы было — до черта. Если вы думаете, что это вот очень просто — сделать из пиратского корабля и банды головорезов что-то более-менее приличное — посмотрю я, как это у вас получится. Не, торговать-то на этой посудине теперь можно… Да только вот с бывшим пиратом-то торговать — ведь многим страшно же будет просто… Да понимаю я, сколько тут еще всего надо! Но мы это сделаем — я сказала… Габи-Габи… «Капитанская жена», значит? Что там матросы про нее думают — меня не волнует, главное, меня чтобы слушались. А я вот, выходит, слушаюсь эту мелкую? Ага… Просыпаюсь каждое утро в ее объятиях, а потом она рта не закрывает за завтраком. Болтушка та еще… Ухожу по делам, а она пишет в этих свитках своих. Я тут недавно ее спросила: чему тебя научить? Так она выбрала: по-римски балакать и шестом драться. А, и читать еще, что римляне пишут.
По утрам у нас с командой — боксерские турниры на палубе. Чужих теперь бить нельзя — значит, друг друга мутузить будем… Эй, правил не забывать! Обед там, отдохнуть немного — и иду я учить малую. А что, она молодец… Дальше — проверяю свои записи, все такое — я же купец теперь, да… — с картами разбираюсь: отметить наше положение, курс проложить. Ну и всякое такое — а она пишет и смотрит иногда на меня… После ужина — болтаем, считай как тогда, в Амфиполисе, под яблоней, четырнадцать-пятнадцать мне было… Да нет той яблони там уже, и подружки те давно уж кто где… А еще Габи читает мне свои истории. Смешная она… Иногда мы выходим ночью на палубу… Да нужна мне ваша романтика, навигации я ее учу! Лишний штурман на судне не помешает… А приключения там всякие — зачем?
Сидим вот рыбачим — закинули удочки прямо за борт. Погода отличная, да и клюет неплохо.
— Зен, я должна тебе кое-что сказать.
— Ну валяй.
— Я соврала про своих родителей. Они живы.
— Живы?
— Да. Они пытались спасти нас тогда, но на рожон не лезли. Да каждому жить охота, что их винить? А когда я увидела тебя — просто поняла, что должна вот пойти с тобой. Вот что-то было в тебе… Да не могу я объяснить, блин! Но в том порту я и видела-то только тебя. Остальное так — фон… Вот и соврала — чтоб ты взяла меня с собой точно. Ты теперь злишься на меня, да?
Ерошу ее волосы и улыбаюсь:
— Не, малая, на тебя я злиться не умею.
Вот тут я и поняла — мой это человек, вот эта вот Габи. Боги мои…
Пусть напишет им, что ли, что живая и все такое. Вот как будем те места проходить — Леньку на коня, довезет письмо. Что сбежала от тех… Боги… Я думаю, как успокоить ее родителей. И на что вот это похоже?
Завтра вон в Аргосе ярмарка будет и все такое, нам там по делам надо быть — ну правильно, торговля хорошая. А ее село как раз в тех местах как будто… Да и Габи — услышала, как матросы про Аргос треплются, теперь только об этом и говорит. Даже я уже жду этой ярмарки — и вовсе не из-за торговли.
Тремя днями позже
Да уж, в таверне теперь не особо выпьешь — надо следить за Габи. Тягает меня по всей ярмарке, все ей надо увидеть — малая и есть малая, что с нее взять? Мы уже перепробовали всю тутошнюю еду, накупили всякой фигни. У Габи к этому прям талант — я-то в жизни не тратила столько денег за три-то дня… Ну разве что на оружие. Сотни динаров на шмотки для этой мелкой, дорогущие какие-то перья, папирус из самого Египта… И даже игрушки, да! Но как у этой малой глаза загораются — черт, это того стоит! А загораются они у нее практически на все.
Вчера вечером — скорей уже ночью — набралась я все-таки относительно и ввязалась в какую-то игру с метанием дротиков, чтоб выиграть для этой мелкой я уж и не помню что. И краем глаза так замечаю: мужик какой-то мою малую за жопу лапает. Секунда — и он на полу, кровь к мозгу не поступает — ну, как М’Лайла научила меня тогда… А над ним — очень злая я:
— Руки не распускать, ублюдок. Понял?
Он кивает. Ладно, гуляй — но держись от малой подальше. Я злая как собака — пинаю его вдогонку, пока встает. Габи кладет руку мне на плечо. Черт, на меня, похоже, пялится вся таверна.
— Ты пугаешь их. Пошли отсюда, — шепчет мне на ухо Габи.
Швыряю кабатчику пригоршню динаров — и валим отсюда, быстро.
В дверях — сильно пьяный дружок того засранца:
— Я извиняюсь… ик!.. за своего друга. Знал бы он, что девка твоя, на милю бы не подошел… Зена.
Куда он там полетел — я уж и не смотрю. Надеюсь, что не в окно. Быстро иду по улице, Габи приходится за мной бежать.
— Зена! — хватает меня за руку и останавливает. Смотрю на нее сверху вниз. — Утихомирься, Зен. Он и не сделал мне ничего.
— Знаю. Только нехрен такой швали о тебе даже думать.
— Почему? — и смотрит на меня пристально.
А звездное небо-то — штуковина интересная… Только зря я ищу там ответ на ее вопрос.
— Ну… я чувствую, что должна защищать тебя. Не хочу я, чтоб кто-то тебя трогал без разрешения… твоего разрешения, блин! Не допущу я такого, слышишь?
Тепло улыбается, берет меня за руку. Спокойно идем на корабль, она показывает созвездия, которые теперь знает. Ну, от меня же и знает… да не, молодец девчонка.
Ночь. В обнимку лежим в моей койке, я так засыпаю уже. Моя рука на ее животе, она накрывает ее своей.
— Я люблю тебя, Зен, — просто шепчет мне на ухо.
Приехали… Молчу — а что мне тут отвечать? Ущипнула меня за руку, наказанье.
— Ай!
— Зен, а ты меня любишь?
— Да
— Ну так ответь тогда.
Улыбаюсь и целую ее в макушку.
— Я тоже люблю тебя, Габриель.
— Молодец. Спасибо.
— Спи давай, — говорю. А быстро она отрубается, мне бы так…
Да все уже в принципе сделано в этом Аргосе. И в трюме вон золотишко, и по габиным местам по новой на прощание прошлись. А утром — в море. Да я не решила пока куда.
Полгода спустя
Мы были слишком заняты. Слишком счастливы, чтобы копаться во всяких «почему» и «зачем». Работа, работа, работа — бесконечные торговые дела, на философию всякую времени просто не было. Встретили вон в Афинах какого-то дядьку по имени Салмоней. Тоже купец, заморских товаров до черта, а смешных историй всяких — так еще больше. Так мы потом по всему Среднему морю с его товарами ездили — а что, тут еще не видали амфор из Шебы, и седел из Аравии тоже… Где эти Шеба с Аравией находятся — сама без понятия… А Габи теперь тоже, считай, его товар продает — этот Салмоней же ей рассказал сказок про какого-то Геркулеса, так теперь в какой мы порт ни зайдем — все, под вечер полгорода слушает, что там знает про этого Геркулеса моя малая. А что она знает-то? Не видела же его ни разу. Как по мне — когда она про нашу жизнь пишет, это повеселее как-то. И хоть проверить можно, где быль, где сказка…
Устала ей уже повторять — не раскидывай свитки где попало. Хотя… Черта с два бы я иначе узнала, что она про меня-то конкретно пишет. Я у нее — герой какой-то, серьезно. Поймала работорговцев и в тюрьму их сдала, а не на рее повесила болтаться — и дальше какая я молодец. Ну да, было такое дело — только вот что тут особо-то героического? Не знаю… Да и в Ольвии в этой тюрьмы такие, что те засранцы, наверно, уже не рады… Но это ладно, главное, что пишет-то она — зачитаешься. Молодец девчонка. Блин, чего это я про нее все время — как будто дочка она моя…
Вон в Египет скоро прибудем — а там будет дел до черта… Не, ну Габи — понятно, восторгов выше крыши с этим Египтом. Только и говорит, что про большую библиотеку в Александрии. Не, по мне так царица тамошняя поинтереснее своих книжек будет. Честно говоря, в тот мой приезд мы с Клеопатрой, считай, из постели не вылезали. А теперь вон — летит к ней один из ее же почтовых голубей, увезла тогда парочку с собой на всякий пожарный. А на лапе у него — письмо: так, мол, и так, Клео, скоро буду, только я теперь с малой. Ну и всякие там деловые заморочки про экспорт египетского хлеба — чего тянуть-то? А самой-то малой до сих пор так ничего и не сказала. Пусть пока спокойно о своей библиотеке мечтает.
Блин, молодец она — мне бы вот так все схватывать… И по-римски уже треплется только так, и с шестом — вон, Сашку-штурмана на обе лопатки уложила сегодня. Он теперь красный как рак ходит — стыдно ему, что девчонка его сделала. Не, Габи — это Габи… И ведь научится — так, что и меня сделать сможет. Не, меня-то вряд ли — но до «потолка» своего дойдет. А потом придется мне ее учить драться на мечах и болтать по-галльски и по-скифски — ну хоть сама этот скифский вспомню. Вот все она хочет знать — завидую я ей прямо, молодец мелкая. Я вот в ее возрасте — играть, в основном, хотела. Носиться везде, рыбачить, с братьями драться. И неохота мне было что-то там новое изучать и вообще чем-то заниматься. Раздолбайка я была в ее возрасте — и ведь совсем недавно, вот черт… Каких-то несколько лет — а кажется, будто полжизни с тех пор прошло.
Вот, покажу малой Египет. Блин, такое чувство, будто свою работу ей собралась показывать — будто я там все это сделала, и библиотеку тоже… Странное какое-то чувство, да. Хотя — какая мне разница по большому счету?
Через неделю, в Египте
Габи в восторге — такое чувство, что ей лет пять. Ну да, остановимся у Клео — и что такого? Хотя это для меня она просто Клео — а малая вон нарядилась в свое лучшее шелковое платье встречать царицу Египта. А неплохо выглядит, кстати… в смысле Габи, хоть и всю каюту вверх дном перевернула. Ну да, очень даже неплохо. Загорелая — ну правильно, в море все время, а что ты хочешь? — красивая и сильная, и волосы эти ее — по спине до самых лопаток. И вдруг до меня доходит, что Клео-то положит на нее глаз… Нет, если ее внимание Габи не понравится — я защищаю свою малую, с Клео разберемся как-нибудь, не впервой. Мол, любишь меня — и мою мелкую люби и не трогай. Надеюсь, не придется разборок таких устраивать.
А тронный зал ее еще роскошней теперь. Просторный, золото везде, с балкона чуть ли не Крит видать. Но Габи смотрит на царицу, я вижу. Кланяюсь ей в землю, но она-то видит мою усмешку. Другой бы кто — на плаху быстро за такой юмор, но мне-то можно… Представляю их друг другу:
— Клеопатра Седьмая, Египетская. Габриель Потедийская, — и подмигиваю моей малой.
Габриель тоже кланяется, бормочет что-то о том, что это большая честь. Да видим мы обе, что Клео смотрит на ее грудь — Габи краснеет, а я спокойно так вспоминаю — совершенно спокойно, да, — за левым голенищем он у меня на всякий пожарный… пиратских еще времен засапожный ножик, мало ли что…
Да не — с обеими с нами она флиртует напропалую, это же Клео. И винцо вон у нее какое-то новое — любит она всякие заморские вина. Вскоре после «ужина чем боги послали» Габи уснула — да прямо тут же, в зале, на гостевой кровати с кучей подушек. А Клепатра вывела меня на балкон, под звезды. Повисает неловкое молчание, смотрим в темное небо. Многовато я таки выпила за ужином…
— А она ничего, — Клео смотрит мне в глаза. Я же вижу, что ей интересна моя реакция. Не на ту напала, подружка.
— Ну да.
— Ты спишь с ней?
— Нет. Да ей всего-то тринадцать, в конце концов.
— Уже большая. Серьезно, Зен. Какая я в тринадцать была… Да и ты — разве нет?
Давно со мной никто так не флиртовал… Э нет, Зен, держи себя в руках.
— Когда она будет готова — сама мне об этом скажет, это не мои дела, а ее. И хранить ли мне потом верность — тоже ее дела, с меня уже хватит всяких ревностей да влюбленностей.
— Ну, чтоб не выбрать тебя — я таких идиотов еще не видела, — вот всегда она так, эта Клео: горячий шепот в ухо, прижимается ко мне грудью, руки вон мои гладит. Слишком близко — и че она вообще тут забыла? Да нет, хочу я ее, конечно — вот прямо здесь, на балконе, в лунном свете, и чтоб вся Александрия слышала ее стоны. Но там, за стенкой — спит моя мелкая, только сейчас вместо меня у нее подушка под головой. Любит меня малая — по глазищам по ее видно каждое утро, и это сильнее, блин, горячего тела царицы. И сейчас вон — что-то она там зашебуршилась…
Отталкиваю Клео, говорю:
— В другой раз, может? — и улыбаюсь ей, а что мне тут еще остается?
Малая уже не спит. А набралась-то — пить совсем не умеет. И злая чего-то.
— Чего стряслось, мелкая?
— Я просто… Да забудь. Неважно.
— Да что неважно-то?
— Да не мое это дело, — и смотрит на мои ноги. — Какая мне вообще разница, что ты делаешь?
— Ну почему же…
— Ты ее целовала?
— Что?
— Ты слышала. Целовала ты ее? Царицу Египта?
— Нет, — действительно ведь нет, правда же?
— Почему?
— Да не хочу я. Еще вопросы?
— Ты не хочешь? Не верю. Ты же спала с ней раньше. Не отрицай. И сейчас в Египет ехала спать с ней, так ведь? Ну и отправь меня смотреть на пирамиды, а сама спи с ней, давай.
Смотрю я вот на свою малую… Никогда раньше ее не видела такой злой.
— А зачем? — спрашиваю.
— Почему ты не поцеловала ее?
— Потому что мое сердце принадлежит кое-кому другому, а телу отдельно от сердца незачем прыгать, хватит.
И тишина… В Аиде и то, наверно, больше звуков.
— Оно принадлежит мне? Скажи, пожалуйста… — шепчет так тихо, хоть по губам читай.
— Да тебе, тебе, — обнимаю свою малую, шепчу ей в самое ухо: — Но я тебе обещаю — не буду от тебя ничего требовать.
— Зен, я тебя так люблю, что иногда сама не знаю, что с этим делать.
— Ну, я всегда буду рядом. И как узнаешь — тоже, — щелкаю ее по носу.
Дальше все было уже спокойней — каждая из девочек знала, кто она для меня, ага. Библиотека мне понравилась, наверно, не меньше чем мелкой — так что мы обе там лазили в доисторических манускриптах, в стихах и в картах всяких особенно. Парочку б тех карт на корабль — в Индию бы сгоняли… А еще мы с ней пошутили — спрятали один из габиных свитков на полке с «Рассказами современной Греции». Не, это Габи прятала, я на стреме только стояла… Вот, теперь малая может похвастаться, что ее работа есть в Александрийской библиотеке. Да ей и самой вон смешно, я ж вижу…
Ну и пирамиды, конечно. Вдохновения мелкой — на полсвитка стихов, ага. А еще — часами лазили по пустыне. Даже газелей видели — малая от них в восторге… Да я уж не помню, когда последний раз так долго была на суше. Странное какое-то чувство после всего этого. Сама себя не понимаю: чего это я вдруг такая счастливая? Даже жалко как-то уезжать — ну да ладно, с Клео увиделась, дела все сделала вроде, пора уже. Ну и поняла кое-что… Так что — в море!
Три месяца спустя
Ну а после Египта что? Да все как обычно. Работа, тренировки, учеба, рыбалка, разговоры, еда да сон. Хотя — не такой уж рутиной все это кажется. Впервые я чувствую, что живу настоящей жизнью, что смысл — вот он. Габи вообще молодец — на трех языках свободно болтает, а шестом дерется почти не хуже меня. А еще истории пишет про нашу жизнь и ко мне пристает с вопросами — интересно ей, как я вижу, все, что с нами тут происходит. И команду так же мучает, но меньше, конечно. Не знаю как для кого — а у моего счастья ее глаза. Да просто быть рядом с ней, как-то вот так вот все это выглядит. Да неохота мне копаться в причинах всяких — делать мне, что ли, нечего? Да просто хорошо мне с ней, и все, а что еще нужно-то?
А
АН
Такие люди как мы сами строят свою судьбу.
|
| |
| |
| Evelyn | Дата: Вторник, 08 Июл 2014, 10:36 | Сообщение # 3 |
|
Душа воина
Группа: Администраторы
Сообщений: 724
| тут вот еще недавно — состязание бардов в какой-то деревне прибрежной было, так моя малая его на раз плюнуть выиграла. А я тоже там была — среди зрителей — и точно говорю, она молодец. Да и почти вся та деревня со мной согласна — слушали ее, считай, затаив дыхание. И опять как тогда, у тех египетских пирамид — это ж я ее сюда привезла, я тоже, значит, молодец вроде как. Ага, обе мы молодцы.
Вот в тот вечер она и узнала, кстати, про эту Академию бардов, это которая в Афинах. Единственное, вроде бы, в мире место, где можно научиться такому, о чем моя малая и не мечтала-то даже раньше. Не знаю я, чему она там учиться собралась — по-моему, Габи и так уже кого хочешь за пояс заткнет, разве нет? Молодец она у меня… Хотя я не больно-то разбираюсь в таких вещах. Хочет совершенствоваться и участвовать в состязаниях всяких — ну что ж, это ее выбор. Ее мечты — и нехрен мне тут путаться под ногами, даже если мне что-то там и не нравится. Так, малая, иди-ка сюда! Инструктаж тебе перед отъездом, все понимать и запоминать! Как там ее мамку зовут — Гиккуба? Вот именно ей я себя и чувствую…
Еще через месяц
Неделю назад я высадила ее в Пирее и до ворот Академии довела, чтоб уж не нервничать потом из-за этого. А сейчас вот… Да не, какой смысл мне ее-то винить? Не виновата она, что мне без нее хреново. Что солнце глаза режет, музыка раздражает только, что матросы мои боятся на побывку домой*** проситься. Что в судовом журнале полно какого-то романтического бреда — и моим почерком, да. Скучаю я по ней. По тому, как она косички мне заплетала по утрам… По ее глазам, когда она какой-нибудь тайной не хотела делиться… А сегодня вон пришло от нее письмо — первое с ее ухода туда. По-римски, без единой ошибки — а хотя, может, мы обе с ней по-римски балакаем на уровне грузчиков из порта? При нашем-то круге общения попробуй это проверь…
«Привет, Зен!
Удивительно, но я поступила! По сути, на экзамене я оказалась лучшей. Ты-то, наверно, думаешь, что ничего неожиданного тут нет — а я удивилась, честно. Странное чувство — оказаться лучшей среди бардов со всего мира, Зен. Молодец я у тебя, оказывается.
Тут классно. Занятия начнутся завтра, а пока все суетятся как не знаю кто. Люди тут замечательные, честно. Да, по сути, я тут единственная девочка. Это нечестно… Женщины ведь не хуже. Что мы можем с этим сделать, Зен?
Все истории, какие я тут рассказываю, сплошь про тебя. Так я хоть чувствую, что ты у меня есть — хотя и не здесь. Я хочу опять с тобой просыпаться, и драться с тобой на шестах, и даже рыбачить.
С любовью, Габи».
И даже рыбачить… Что-то я совсем раскисла — вино вон уходит только так, и дротики эти — все стены нашей с Габи каюты ими истыканы, нечего мне делать по вечерам, вот и мечу их в стены. А я могла бы поселиться в Афинах, кстати… Пожить там пару лет, пока малая закончит эту свою веселую Академию. Да нет — так еще хреновее будет. Жить в доме, в городе — не по мне все это. Что бы я делала там? Никуда мне без моря, мне вечно надо куда-то дальше. А по малой я скучаю, сильно. Блин, вот как она тут — так она для меня мелкое создание хорошее, а как ее нет — только и снится, что Габриель без одежды. Дура я — убеждаю сама себя, что так надо, что Габриель это нужно, и не верю сама себе ни на грош. А там еще мальчиков вокруг нее выше крыши. Теперь она может сравнивать меня с ними — и выбирать уже головой. И, может быть. выберет не меня. Да и пусть — она ж тогда будет счастлива, а я хоть не буду себя чувствовать такой виноватой хрен поймешь перед кем. Да, вино что-то быстро теперь уходит… Хотя нет, Зен, это еще не алкоголизм. Нефига мне спиваться, я Габи еще нужна.
Месяцем позже
Не, молодец я все-таки. Пока Габи там, я вон, считай, все Среднее море на карту положила, такую карту и продать даже можно — самая точная из всех, что я видела. Все порты и бухты отмечены, и все источники пресной воды — тоже, это самое главное. Единственно что — не позволю я ее использовать для войны. А значит, продавать пока не буду, и вообще эта карта не покинет моего корабля, пока я не буду абсолютно уверена. Но перед Габи-то похвастаться можно — вот и пишу ей про это дело и вообще про то, что в порядке все у нас тут.
А вчера вон купцы из Утики среди ночи сигналами разбудили. Письмо, мол, у них для меня. Из самых Афин, от мелкой. А хорошо, что у них, в их Африке, никто не умеет читать по-скифски…
— Привет, Зен!
Тут все нормально, я в порядке. Да, нам тут недавно задачу задали — написать стихотворение о красоте. А я написала вот это вот — это первое, что пришло мне в голову. Ответь как можно скорее, я должна знать, что у тебя все хорошо.
***
Летняя ночь и море.
Звезды, попутный ветер.
Прошлое — за кормою,
Будущее — заметим.
Море — давно уж наше.
Качки не замечая,
В факельном рыжем свете
Что-то тебе читаю.
Впрочем — зачем мне факел?
В свете твоей улыбки
Все прочитаю тоже —
В сердце и без ошибки.****
Всегда твоя Габи».
Стихи про меня — это ежу понятно, даже морскому, хоть у него и вовсе нет головы. Хотя… большая сволочь это греческое вино — чем больше его пьешь, тем больше подозрений: а вдруг это кому-то из ее одногруппников посвящено? Познакомилась там с кем-нибудь да и втюхалась, обычное дело… Может, она мне хочет что-то сказать? Или это у меня уже крыша едет? Блин, пора уже с этим вином завязывать, так и спиться недолго ведь… Ладно, куда б там моя крыша ни направлялась — людей я пока не убиваю. Не убиваю же? Ну вот, значит все в порядке. Так ей и напишу, а про стихи про эти — ни слова. Да, именно так и сделаю.
Через три месяца
Недавно снова встретила Салмонея. В бегах он теперь — прокрутил какие-то серенькие делишки с каким-то мелким князьком, вот тот теперь за ним и гоняется со всей своей армией. Несколько недель он плавал на моем корабле — Салмоней, понятно, а не князек. Да я сама не понимаю, чем он мне так нравится, дядька этот. Вина мы с ним много пили — блин, мне точно пора завязывать… — а еще я выиграла в карты все его деньги… Да нет, есть у меня совесть… Болтали с ним о жизни, о портах, где бывали, о винах этих портов. Я даже немного отвлеклась от мыслей о Габи. Да вот только… у обоих у нас с ним не все в порядке. Нет у него семьи, и под всей этой его веселостью — чертова тоска, не лучше моей. Даже хуже, наверно. А с первого взгляда и не заметишь. Черт, Габи, как же я по тебе соскучилась…
Еще через две недели
С утра хорошие новости: очередное письмо от мелкой доставлено какими-то скототорговцами с Танаиса, молодцы они. Море вообще делает людей лучше. Ага, не думала бы я так, припри они мне что-нибудь другое… Габи хочет, чтоб я встретила с ней ее день рождения — четырнадцать ей исполняется, мелочи пузатой. Как же ты вовремя, малая — потому что еще немного, и я бы тут не знаю, что сделала б. Четыре месяца всего прошло как она в Афинах — а как будто пара веков. Письмо ей писать не буду — сама быстрей доберусь уж точно. Да и романтичнее это будет — появляюсь так неожиданно, прямо как герой какой-нибудь книжки. Да я в ее свитках и есть такая — герой героем, хотя и не врет же вроде… но все равно я проще и вреднее, и недостатков у меня куча. Все ее одногруппники глаза, наверно, выпучат от удивления. А может, и не выпучат — но мелкая-то точно будет рада, уж это без вопросов вообще. О боги, а подарок-то ей купить! Да я и сама не знаю — мне охота подарить ей считай что все. Все, что вижу вокруг — и что могло бы малой понравиться. Хорошо, что корабль не лошадь, до смерти не загонишь…
Две недели спустя, в Афинах
Я и в самом деле «богатый гость» — могу себе позволить комнату на лучшем в Афинах постоялом дворе. Скажи мне кто про такое раньше — да не поверила бы. Комната действительно нечто — огромная кровать, ванна, вмурованная в пол, плитками выложена. Для богачей на отдыхе — ну а я-то, собственно, кто? Да нет, не верю я как-то. Вовсе я не купец, а пятнадцатилетняя девчонка во дворе мамкиной таверны. Высокая и худая, вся в грязи и кровищи, и дышу тяжело — да не война это никакая, это я с братьями со своими на мечах дралась, тренировка. Энергии — через край, сил — море. Вот это — я, и причем тут богатый купец какой-то? Нашла вон вчера седой волос — у этой, сегодняшней меня. И комната действительно роскошная, да.
А подарков я везу своей мелкой — сама удивляюсь сколько. Пол-Эгейского моря облазила, пока это все искала. Ну так малая будет этому рада — и, главное, потому, что это значит, что я в порядке. Продолжаю работать, веду дела и развлекаться не забываю — и нечего ей знать про мое вино и про дротики в стенку по вечерам… Завтра у нее днюха, да. Одногруппники эти ее — вечеринку обещали устроить. Вот и увижу сразу, кто я ей есть: «мамочка», пришедшая следить за порядком, или… Все, Зена, хватит — нервы у тебя не казенные. Спать. Ага, уснешь тут с такими мыслями…
Афины, день рождения Габриель
Сегодня я вскочила до петухов. Тыщу лет уж не задумывалась, как одеваться — но тут особый случай, ага. Я вхожу в ее новую жизнь, встречаю ее новых друзей — и очень надеюсь, что по сравнению с ними не буду выглядеть старой дурой. Да, собственно, хрен бы с ними — как я в море обычно выгляжу, так и к этим желторотым отправлюсь: сапоги до колена, черные кожаные штаны, старый верный меч на поясе — чего еще надо? Черт, да где эта моя старая рубашка — синяя, под цвет глаз? Сама ее себе когда-то сшила — когда поняла, что выглядеть тоже надо уметь. А, да вот же она! Надеюсь, Габи понравится…
До Академии я добралась — да я не знаю когда, но копалась долго. Расчесывалась, блин, как невеста перед свадьбой. Все небо в тучах, мелкий дождик — почти туман. Ну да и черт с ним — я иду к своей малой, мне теперь любая погода в радость. Так, пока она еще должна быть в своей общежитской комнате — вон то, наверно, окно. Даже воздух оттуда ее волосами пахнет. Третий этаж, ага. Абордажная кошка***** пиратских времен, ты лучшая. Но полезай обратно в суму, давай. Да, комната точно та.
Дрыхнет пока малая. Вдох… Выдох… Спокойно, Зена, спокойно… Вон лучше подними одеяло с пола — а то простынет ведь Габи на самую свою днюху, при такой-то погоде да при окне нараспашку. Вот, молодец. А теперь можешь и посмотреть… Черт, она еще красивее стала. Как мое сердце колотится — за пару миль, наверно, слышно.
Не, тихо входить меня в детстве не учили. Теперь ей, наверно, море снится, со всякими звуками и грохотом — а что, в парочке средненьких штормов мы с ней успели уже побывать, так этой мелкой даже понравилось.
— Вставай уже, соня, на уроки на свои опоздаешь, — услышала и вскочила, и первым делом одеяло на грудь натянула, ага. Увидела меня. Ее лицо — это надо видеть… Обняла, повалила меня на кровать, целует лицо. Хочу ее с днюхой поздравить, а не могу — смеюсь. Это такая встреча, когда и разлука вдруг забывается — будто ее и не было. Вон как глазищи моей мелкой горят…
Стук в дверь.
— Зен, я открою.
В комнату вваливаются четыре пацана лет пятнадцати.
— Габриель, ты уже? — начал один из них, только вот так и не закончил. Смотрит теперь квадратными глазами: что, мол, у Габриель в кровати делает взрослая тетка явно моряцкого вида, да еще и с мечом на поясе? И как она вообще сюда попала? Ладно, шок прошел — теперь галдеть начинают:
— Габи, к тебе тут кто-то в окно забрался, мы типа снаружи видели… А, так это она и есть?
Дошло, поздравляю. Ну а мелкой теперь остается только знакомить нас. Никогда меня не интересовали мальчишки такого возраста, и даже юнги на корабль мне сейчас не нужны — но эти четверо сейчас явно заботились о Габи. Так что, Зена, улыбайся и не пугай детей. Хотя, похоже, таки побаиваются они меня. В общем, убедились, что все в порядке, вручили ей букет цветов каких-то — отправив одного вниз сначала, пока мою малую спасать бежали, букет на вахте забыли, видимо, — поздравили ее с днюхой и свалили******.
— Ну, — говорю: — Это было нечто.
— Никогда мои днюхи так весело не начинались, серьезно, — а кто бы сомневался, малая?
Молчим. Держимся за руки, сидя на краешке ее общажной кровати. Что у нее рука такая горячая? И сердце у нее вон колотится — или это у меня? Черт, раньше такого не было. Страшновато даже — вот только инфаркта мне тут и не хватало…
— Зен, — шепчет Габи мне на ухо: — Ты ведь тоже все это чувствуешь?
— Да, — шепчу ей в ответ, наклоняясь над кроватью. Габи зовет меня по имени. Сердце пропускает удар. Одновременно смотрим друг другу в глаза. Любовь, блин… как булавой по ребрам — а уж я-то знаю, что это такое. — Я люблю тебя больше, чем вообще когда-нибудь кого-то любила, — смотрю ей в самые глаза.
— Зен, — шепчет она: — Мы же поэтому сейчас целовались?
— Ну да, — в жизни не чувствовала себя настолько уверенной.
Смотрю ей в лицо, сама сейчас — серьезнее некуда. Габи придвигается ближе, наши ноги соприкасаются. Все еще держит мою руку, которая теперь на ее бедре. Смотрит на костяшки моих пальцев — сбитые, боксерский турнир с командой. Наклоняемся друг к другу, наши губы встречаются. Первый взаимный поцелуй — дрожит, словно пламя на ветру. Ее горячие губы… сколько мы уже так целуемся? Больше страсти — сама себе говорю, — никакая ты ей не мамочка… Теперь уже держу обе ее руки между ее коленей — и мой язык сплетается с ее языком. Дрожит моя мелкая — окно закрыть, что ли, а? Да не, не от этого это вовсе… Я уплываю куда-то в небо…
— Зен, я хочу быть с тобой всегда, — шепчет моя малая.
Ну да, плеснула масла в огонь. Обнимаю ее, прижимаю к себе, чувствую ее дыхание на своей шее. Боги мои…
— Ты не бросишь меня? — спрашивает.
— Никогда, — да я лучше сама утоплюсь, чем ее бросать.
Сердце стучит как не знаю что, и у нее, видно, тоже. Смотрим друг на друга пару мгновений. Такого я не планировала. Черт, это ж мое первое признание в любви. В смысле — в любви, а не в желании трахнуть. Поздравляю, Зен… Я не хочу на нее давить. Не хочу торопить события. И снова я — та мелкая пацанка у мамкиной таверны, и не знаю я, что тут делать. Просто не знаю. Мы договорились, что вернемся к поцелуям потом. А пока — вперед, навстречу новому дню.
Темное небо, деревья шелестят на влажном ветру. Гроза надвигается, явно и лить будет будь здоров. Но это же Афины, тут всегда найдется где спрятаться. Видела я уже эти улицы много раз — но теперь вот иду по ним за руку с моей Габи. Да с Габи везде в тысячу раз лучше — наверно, так. Нет — только там, где ей хорошо, а мне не нужно за нее волноваться. Как здесь и сейчас, ага. И тепло ее руки в моей руке — совершенно правильно.
Блеснуло где-то вдали — грома долго нет.
Начинается дождь, и Габин зеленый топ покрывается темными крапинками.
— Ну что, алмазная донна, прячемся от дождя? — спрашиваю малую.
Габи смотрит на меня и смеется. Все вон бегут от дождя спасаться, а мы стоим среди улицы, держимся за руки и смотрим в глаза друг другу. Не, все-таки начинает лить — и только теперь моя мелкая обращает внимание на небо и начинает искать какое-нибудь дерево. Привстает на цыпочки, прижимается своими мокрыми губами к моим, а потом бежит к ближней таверне и тянет меня за руку за собой.
Таверна эта — маленький домик между двумя многоэтажками, мы тут — единственные посетители. Барная стойка, стулья — да и все, собственно. Мы устроились поближе к окну. Пьем вино, болтаем, время идет… Где-то рядом кто-то играет на флейте, и музыка плывет в свежем после дождя воздухе. Вдруг Габи протягивает мне руку — и мы кружимся по этой старой таверне, где уж лет двадцать никто, наверно, не танцевал. Вино и музыка, да. И запах ее волос. Старая хозяйка таверны смотрит на нас квадратными глазами — а потом улыбается, молодость, наверно, вспоминает… Эх, не знает она, кто тут со мной кружится — моя Габи, мое, блин, хорошее создание. Моя принцесса капитанского мостика и королева штурманской рубки. Музыка стихла, а мы так и стоим, не разнимая рук. Я просто не хочу ее отпускать.
— Во сколько там эта наша вечеринка?
— Да уж час назад, наверно, началась, — отвечает Габи, ее теплые ладони у меня на спине.
— Ну что, пошли?
Боги, куда я попала?! Это дурдом… Таверна полна народу, все знают мою малую, каждый хочет ее поздравить или рассказать про нее смешную историю. Габи ведет меня за руку, все как всегда — вот только чего же мне так паршиво? А еще, блин, хочется обнять ее прямо тут… Как я себя вообще раньше в руках держала?
Краем глаза замечаю — все ее друзья уже занимаются своими делами, от нас отстали. Малая им, видимо, показала: отвяньте, мол, дайте спокойно поговорить. Не, молодец она… Только чего вон тот улыбается из-за столика у окна? Что она им про меня сказала? Вечные боги…
— Сколько еще? — шепчу ей в самое ухо.
— А почему ты спрашиваешь? — тоже шепотом, а в глазах дьяволята прыгают…
— Ну… подарков я тебе привезла, — черт, я что, заикаюсь? Подарки, да.
— Это каких таких? — улыбается. Черт, эта мелкая флиртует со мной!
Смотрю на нее серьезнее некуда и капитанским голосом говорю:
— Тебе понравятся. И моя комната на постоялом дворе, наверно, тоже.
Да не слышат они ничего, ее одногруппники, вон, слушают какого-то слепого певца, дела им до нас нет.
— Тогда сбежим отсюда? — и тянет меня за руку, к черному ходу. А свежо на улице, да…
И ветер с моря — а эти хай остаются там. Чапаем через полгорода на мой постоялый двор — ну а куда спешить? Малая показывает мне всякие места по дороге, свои Афины: вот тут она перья покупает всегда, а вот тут продаются лучшие в Афинах сосиски.
— Когда же ты учиться-то успеваешь, а?
Вот, правильно, нефиг такое спрашивать — получаю дружеский подзатыльник, за излишнее любопытство. Обнимаю ее за плечи, дальше идем.
Малой понравилась моя комната — а я вот не знаю, как-то расфуфырено слишком. Вором тут себя чувствуешь, влезшим в окно к какому-то богачу. Все не так и не то какое-то. Хочу на свой корабль — да он в Пирее, шесть миль верхом…
— Странно это как-то, — говорю.
— Да не, нормально, — отвечает Габи: — Я снова с тобой, это главное.
Подходит, берет меня за руку. Целует в губы. Я таю…
— Ты же хотела этого, Зен? — шепчет мне в ухо.
— Да, — отвечаю тоже шепотом, прижимаю ее к себе, углубляю поцелуй. Ее руки у меня под рубашкой. Окно, что ль, открыто? Да не, мне холодно не от этого. Касается губами моего уха.
— Ты же ждала меня, да? — шепчет, ее руки уже спустились к животу.
— Конечно, — мне слишком хорошо, заставляю себя не отстраниться. Прикусывает мочку.
— Я тоже, — шепчет уже мне в губы, целует. — Это было легко.
— Легко, — отвечаю, а она целует меня в живот. Так, Зена, только не падать… Ну тут и морозильник… Да нет, конечно, — кому я вру? — Помедленнее, малая.
Выпрямилась, смотрит мне в глаза. Улыбается — Афродита и рядом не стояла…
— Серьезно? — не верит.
— Габи, когда я тебя увидела в том порту — я уже тогда, блин, все поняла. Мне нужна только ты, понимаешь? И как девушка тоже. Только… давай помедленнее?
Да она вон и так все знает — по глазам видно. И явно хочет спать со мной не как раньше. Все ж хорошо — так куда лошадей-то гнать? Улыбается своей озорной улыбкой, а я снова целую ее, мои руки в ее волосах…
А потом мы вынесли из комнаты на балкон этот огроменный диван, лежим вон теперь в обнимку, пьем вино да смотрим на звезды. Открыли ее подарки, болтаем обо всем на свете — да, и о том, о чем никогда не говорили друг с другом раньше. Все изменилось теперь — и в то же время все так же, вот такой парадокс. Так должно было быть — и вообще так было всегда, с самого начала. Не, не могу я этого описать — вон малая пусть занимается, если тоже чувствует это все. Да ставлю свой корабль, что чувствует! Для нее это — первая любовь. И для меня, выходит, тоже, ага. Да, верно — раньше такого не было…
— Зен, а как ты поняла-то — тогда, в порту?
— Ну… поняла, и все.
— И все?
— Ну, еще орел над тобой кружил — а ты не заметила? — показываю рукой, как он круги описывал.
— А как он выглядел?
И спокойная, главное, такая — ест себе вишни, косточки в соседский палисадник кидает, там теперь лес вишневого дичка будет.
— Ну… темный такой, большой. С белым хвостом*******, — да, такие над морем часто летают. Молодец, Зен. Потом будешь детям про капусту рассказывать…
— Серьезно?
— Нет, блин, зеленый дракон в фиолетовую крапинку… Да не, малая, ты ж сама таких орлов потом видела — помнишь, когда мы в Гермонассе зимой стояли, ты еще спрашивала, что их так много тут? Вот такой над тобой и был.
— А знаешь, я верю. Значит, меня послал тебе Зевс.
— Походу так.
— Это так романтично…
— А ты говорила — земля под тобой качнулась тогда…
— Ну… это чтоб ты меня домой не отправила.
— Ремня тебе надо, — смеюсь.
Прижимается ко мне, обнимаю ее крепче. Что у нее руки-то холодные такие? Смотрим на звезды, молчим.
— А в море небо другое, — говорит она.
— Да?
— Ну не знаю… Больше оно там, вот. Может, потому что сравнивать его не с чем.
— Может, — отвечаю и смотрю на нее.
— Да, Зен, я должна тебе кое-что сказать. Пошли они, те Афины…
— И что это значит?
— Что я хочу быть с тобой. Ты вот завтра в море уйдешь — и я с тобой тоже. Не, тут весело, конечно, — но с тобой мне лучше, ты понимаешь? — и в самое мое ухо шепчет: — С тобой лучше всего.
— А как же учеба и профессия барда? Нефиг мечтами-то жертвовать ради такой как я.
— Зенка-Зенка… Да ты ж сама хочешь, чтоб я была с тобой в море, на нашем корабле. Признай ты это уже!
— Ну да, хочу, — отвечаю. — Ты не представляешь, как сильно. Паршиво мне без тебя, малая. Только вот как быть с твоей учебой?
— Ну, ребята будут мне лекции присылать. И на экзамены буду приезжать раз в полгода, на недельку всего********.
— Да, ты все уже обдумала.
— С первого дня здесь.
— Ну точно ремня заработала, — деремся в шутку, как двухмесячные щенки, целуемся и смеемся.
— Да, так чем же ты хочешь заниматься-то… когда вырастешь?
— Ну… Во-первых, быть бардом. Путешествовать по свету, слушать чужие истории и рассказывать свои. Да мы уже так и делаем, Зен — только потом я, может, буду еще и по суше ездить иногда. А еще — учить девочек писательству. Можно даже школу целую открыть — чтоб девочки могли учиться тому, чему их обычно никто не учит.
— Драться на мечах, например.
— Конечно. А еще истории и медицине. И механике. Или можем сами медицину изучить — и откроем больницу где-нибудь на Танаисе или в Ливии. И ты тоже, Зен, будешь со мной лечить дикарей, понятно? А еще я хочу предсказывать судьбу…
— Звучит заманчиво, — говорю и переворачиваюсь, укладываясь ей на живот. — Если мы все это будем вместе делать.
— Так это ж главное, чтобы вместе, — целует меня.
— А ты чем хочешь заниматься, Зен?
Я знала, что она спросит. И отвечаю — единственное, на что сейчас хватает моих мозгов:
— Помогать людям. И быть с тобой.
— Это лучший ответ, — и снова меня целует.
— Лучше, чем править миром? — спрашиваю.
— Намного.
А неплохо я выспалась все-таки. Правда, мы с Габи так на балконе и отрубились. Вон она — сопит в обе дырочки у меня под боком. Не такая уж она теперь и малая… А день будет жарким, явно. Чего это я вспотела-то вся? Парит тут как в бане после вчерашнего ливня — может, от этого? Да непонятно… Голова от вчерашнего идет кругом. В первый раз за все это время я в кои-то веки не осаживаю себя. Не убеждаю себя, что она ребенок. И прижимаюсь к ней вся, и это лучше вообще всего.
Габи потягивается в моих объятиях, мурлычет прямо мне в нос:
— М-м-м, Зен… — не проснувшимся голосом, да: — Согрей меня…
Прижимаюсь к ней, кладу руку ей на грудь. Не так быстро, Габи, попридержи коней… Так она меня и послушалась… Поворачивается в моих объятиях, лицом ко мне. Целуемся так, будто сто лет друг друга не видели. С моих губ срывается ее имя. А внизу просыпается город: люди идут по делам, здороваются друг с другом, на базарной площади торговцы ставят свои палатки, ржут кони, дети бегут учиться… «Суета сует», как говорил какой-то философ… А мы — на острове, мы видим только друг друга. Ее губы на моей шее, ее руки расстегивают мою рубашку. Сердце колотится так, будто я нырнула в ледяное горное озеро.
— Габи…
Чуть отстраняется и смотрит на меня, улыбаясь:
— Что такое?
— Что-то я боюсь…
— Чего?
— Не надо об этом.
— Жаль. У тебя нет выбора, — и снова эта ее улыбка, и смотрит на меня так, как старшая сестра — на мелкого пацаненка, который в воду прыгать боится или еще чего. Эй, малая, я тебя старше на десять лет…
— А лучше б сказала. Я б тебе помогла.
Смеется, обнимает меня и шепчет в самое ухо:
— Ты боишься отдать мне ту часть себя, которая еще не моя. Сердце отдала, душу тоже — осталось тело. Маленькая глупая Зена… Я ж никуда не денусь…
— Откуда ты?..
— Зен, да я сама это же чувствую. Только ты не веришь, что я не уйду, когда повзрослею. А я не уйду. Ты моя Полярная звезда, Зен. Только ты — понимаешь?
— И ты — свою рубашку на меня?
— Да. Зена и Габи, найди десять отличий. Я же права?
— Походу.
Не могу я ей сказать про этого Юльку Цезаря — а почему, и сама не знаю. Последним он был, спала я с ним, а потом… Когда я узнала, что он меня хотел тогда повесить на крест — что-то во мне умерло… Вера в людей, наверно. Дурой я набитой была — вот и чуть не попалась тогда ему. А теперь уже ни во что не верю. Чем больше доверяешь — тем страшнее потом предательство. Знаю я теперь это… А вот тебе, малая, пока не надо б этого знать…
— Если твой последний любовник оказался засранцем — я-то в чем виновата, а? — и улыбается, сидя на моем животе.
— А ты не ведьмочка, Габи? Просто признайся, я-то тебя не выдам.
Наклоняется, целует мою шею. И руки держит — чтобы не рыпалась.
— Не-а, мне до ведьмочки далеко. Я просто тебя знаю, — целует. — А классный день. Чувствуешь — солнце греет?
Все, что я могу — мурлыкать и от солнечного тепла, и оттого, что ее бедро спокойно касается моих.
— Отличная погода, да? И нам вот тут хорошо. Я просто вижу твои чувства, всегда, — и трется об меня животом. — Я люблю тебя, Зен. Будь моей, хорошо?
Птицы поют, город шумит внизу, а здесь вот — Габи, моя Габи. Освобождаю руки, обнимаю ее, касаюсь ее везде. Мое тело отвечает на ее прикосновения, на медленный настойчивый ритм внизу живота. Мне хорошо. Я поддаюсь наслаждению и уплываю. Я готова все бросить к чертовой матери, только чтобы всегда касаться ее вот так. Никогда б не поверила, что я еще на это способна. Она отстранилась, открываю глаза. Да вон моя Габи, рубашку через голову стягивает. Смотрит на меня, улыбается, и солнце тоже улыбается из-за ее плеча.
— А я и есть твоя, Габи, — если не слышно, пусть по губам читает, я уже давно ее научила. Мои руки скользят вверх, к ее груди. В ее глазах загорается огонек. Раньше еще были границы — ну а теперь удила закушены…
— Раздевайся давай, моя, — смеется. Да пожалуйста… Одежда валяется на полу, мы переплелись как… не знаю кто. Черт, да что же холодно так? Попридержать коней уже не получится…
Смотрю ей в глаза, говорю — как клянусь стигийскими водами:
— Я люблю тебя, Габи.
И она верит — без вопросов, «без аннексий и контрибуций». Закрывает глаза, теснее прижимается ко мне. Ускоряю ритм, тормоза давно уже сорваны. Бешеная гонка, прикосновения и поцелуи. Касается рукой моей щеки — а там слезы, впервые лет за десять уж точно.
— Ты плачешь? — и смотрит мне в глаза, и не убирает руку.
— Это все слишком хорошо.
— Обещаю — я никуда не денусь, — поцелуй. — И уж точно не попытаюсь тебя распять.
Ну что же — пьеса должна продолжаться, так ведь? Вот и продолжается — хвала Афродите. А потом — мы лежим в обнимку, а я пытаюсь не засмеяться в голос.
— Зен, а над кем из нас ты смеешься?
— Да над собой — дура я набитая…
— Да никакая ты не дура — у всех свои заморочки, Зен, — целует меня в шею, мурлычет и трется носом. — Ну что, это было не так уж плохо?
— Это было божественно, — отвечаю.
— Ага.
День в разгаре. Габи в Академии собирает вещи, а я так сумку, считай, и не разбирала. От нечего делать рисую Габин портрет — ну, какой она сегодня утром была. Боги мои, разбудите меня уже, что ли? Слишком хорошо это все, не бывает так… А впрочем — что изменилось-то? Мир остался каким и был, изменилась я. Благодаря вот этой вот Габи — я просто перестала бояться. Я вижу ее любовь — и верю в нее.
Две недели спустя, в море
Все снова по-старому — но кое-что изменилось. Как и раньше — мы обе работаем: Габи пишет свои истории, я вон планирую за Мелькартовы столбы махнуть ближе к осени, и рыбачим мы точно так же… Только вот по ночам — кое-кто получает капитанское тело. А как же иначе? И даже просто знать, что она на нашем корабле — это уже для меня огромная радость. А что там было когда-то — таким бурьяном зарастает, не продерешься. И еще я знаю — когда-нибудь я обязательно сойду с корабля в гавани городка Амфиполис, зайду в одну из старых таверн в порту и просто скажу: «Прости меня, мам». А потом — как в детстве — буду снимать ложкой пенку с согретого ею молока и есть эту пенку, и все будет хорошо. А Юлька Цезарь — да хрен с ним, с мелким засранцем. Что там с ним сейчас — меня не волнует, у меня Габи есть. Награждать меня богам не за что — но вот покой я нашла, закончились мои бури.
А вчера за ужином мы с Габи что-то разговорились про колдунов, и я ей говорю: бывают такие, что просто мыслью факел могут зажечь или еще чего, стрелу там в сторону отвести.
— А вот почему они так могут — это же интересно… — протянула Габи. И глазами мне как будто говорит: «Ну, у меня тут есть мысля, и мы обе знаем, что ты все равно сделаешь по-моему».
— И? — отпиваю вина и улыбаюсь. И ведь права она — сделаю, куда же я денусь?
Заговорщицки так наклоняется ко мне и говорит:
— Я тут слышала, в Китае женщина одна есть, фаворитка императора тамошнего. Так вот говорят — она знает многое, и много чего умеет, и заколдовать может кого угодно. А давай поедем туда и познакомимся с ней, м? — и уже серьезнее добавляет: —Зен, что ты об этом думаешь?
— Ну… звучит заманчиво. Даже интересней, чем охотиться на крокодилов на Ниле, — а сама прикидываю, как же мы туда добираться будем…
Морем в Китай — никто ж еще не ходил, по-моему…
А потом ночью — Габи смотрит на меня своими зелеными глазами, и я тону в них, и растворяюсь в своей любви. Лежим в обнимку, слушаем шум моря.
— А ведь тогда, в порту — я ведь кем угодно оказаться могла, — шепчу ей на ухо.
— Я знаю.
— А я тебе не рассказывала, почему мы тогда в том порту остановились, м?
— Не-а. А что? — улыбаемся обе.
— Ну, вина тогда купить надо было, и игральные карты команда растеряла. Так вот…
Габи смеется:
— Пираты без вина и игральных карт?! Представляю… Как ты тогда вообще меня заметила, а? При эдакой катастрофе?
— Но заметила же…
Габи встает и наливает нам вина. Чокаемся, смеемся.
— За вино и игральные карты, — говорит Габи.
— За нас, — отвечаю: — За то, что мы вместе, вот!
За бортом шумит море, корабль идет в Китай. А рядом со мной сопит в обе дырочки мое счастье.
И я счастлива — просто счастлива, черт меня побери!
«Кто книгу прочел, пусть вина поставит,
А коли нет денег, закладывай платье».
________________________________________
*Про «щенка под боком у мамки» украдено вот отсюда: http://ficbook.net/readfic/402813 . Авторское право? Не-а, не слышала…
**Про «вора и пирата» формулировка — © Рафаэль Сабатини, «Одиссея капитана Блада», не помню чей перевод.
***Как для бывших пиратов, «домой» для них могло означать прежде всего Киликию (юго-восток современной Турции) или Крит. «<…> базой пиратов была горная область Киликия с её крепостями; базами пиратов служили также острова, особенно Крит. Римское пиратство особенно расцвело после того, как Митридат VI Евпатор заключил союз с киликийскими пиратами, направленный против Рима. В эту эпоху среди жертв пиратов оказался, в частности, молодой Юлий Цезарь». См.
****
«Море четвертый день глухо гудит у дамбы.
Отложи свою книгу, возьми иглу;
штопай мое белье, не зажигая лампы:
от золота волос
светло в углу».
(Иосиф Бродский, «Октябрьская песня», 1971, http://www.litmir.net/br/?b=243&p=131 ).
Хотя, может, это Габриель Потедийская на Иосифа Бродского повлияла? :3
*****Аборда́жная ко́шка — приспособление, применявшееся на флоте для абордажного боя.
Представляет собой штурмовой якорь на цепях или канате, забрасываемый на вражеское судно при абордаже, а также на стену крепости (укрепления) при штурме. Изготовляется из металла и имеет, как правило, от двух до пяти заострённых и загнутых рогов (лап), скреплённых вместе. Для того, чтобы противник не смог освободиться от закинутых абордажных кошек, крючья их затачиваются по типу гарпуна. Позволяет вначале сблизить, а после и сцепить при атаке нападающий корабль с атакуемым, с последующим переходом штурмовой группы на осаждаемый корабль и вступить с экипажем неприятеля в рукопашную схватку с использованием холодного и огнестрельного оружия.
©
. А вот так она выглядит:
Я понимаю, что анахронизм — но не больший, чем сама Афинская академия бардов, которая на самом деле расположена по адресу: Россия, Москва, Тверской бульвар 25. Думаю, создатели сериала списали ее с Литинститута, он же булгаковский «Дом Грибоедова».
******В оригинале этот эпизод выглядел немного иначе, но спать в общаге при НЕЗАПЕРТОЙ двери можно только в трех случаях: 1. если Вы — наивный идиот, не понимающий, что люди воруют; 2. если Вы — Диоген, у которого нечего воровать; и 3. если вчера вечером Вы были слишком пьяны, чтобы запереть дверь. Ни один из этих трех случаев к Габи не применим.
*******В оригинале никаких орлов вообще не было, а было что-то совершенно нереалистичное, как будто Зена галлюцинировала, впервые увидев Габи. Поэтому орла в рассказ Зены ввожу сама, это ж птица Зевса у древних греков. Причем, раз дело у моря, то «классического» беркута тут быть не может, зато может быть орлан-белохвост, который любит рыбу и поэтому часто живет именно у моря, в том числе в Греции. Его описание и даю, по Википедии . В «Списке птиц Греции».
Гермонасса — древнегреческая колония на восточном берегу Керченского пролива. Выбрана просто потому, что орланы-белохвосты в этом регионе зимуют. Простым наложениемhttp://commons.wikimedia.org/wiki....lang=ru " rel="nofollow" target="_blank"> 2 карт
******** Естественно, никакой заочки тогда быть не могло по определению. Так что Габи ее изобрела. :3
Такие люди как мы сами строят свою судьбу.
|
| |
| |
